Лачуга должника - Страница 70

Действительно, Валентин не заставил себя ждать. Но что с ним стало! Не так уж долог был срок нашей разлуки, но как скрутил его зеленый змий! Бледно-одутловатый, ссутулившийся, в мятом поношенном плаще, в брюках с бахромой, он подошел к ожидающим алкогольной отрады, не заметив меня.

- Миллионер - дитя вытрезвителя!.. Миллионер к князю Опохмелидзе в гости пожаловал! - послышались шутовские возгласы.

Валик молча стоял на осклизлом асфальте, смиренно опустив голову. Нет, не подшучивания эти угнетали его, а что-то другое. Я шагнул к нему, но в этот миг два красноносых мужика, торопливо шедшие мимо, подмигнули Валентину, и он присоединился к ним. А я последовал за этой компашкой. Из их разговора я узнал, что в "парфюмерном тройник выбросили" и что это им как раз по деньгам. Это известие меня очень даже огорчило. Не буду врать, я тоже не святой, в праздник не прочь приложиться. Но чтоб одеколон в глотку себе лить - это никогда! И я тогда, на заре юных миллионерских лет, очень испугался за Валентина. Я кинулся к нему, положил руку на его плечо и сказал:

- Валик, пойдем со мной!

Он остановился, вылупился на меня как на чужого. Потом узнал.

- Пауль! Откуда ты свалился?! Поставишь чарку?

- Ладно уж, поставлю.

Те двое, не задерживаясь, целеустремленно потопали вперед, а мы остались стоять на тротуаре. Я начал было рассказывать о своей женатой жизни, расспрашивать Валика о его житье-бытье, но он прервал меня:

- Идем вот в то "Мороженое", там хоть сухача выпьем для разговора. А то язык не ворочается.

Перейдя через улицу, мы вошли в "Мороженое", заняли столик в уютном уголке. Я взял по стакану каберне и по паре конфет.

- Конфеты-то с утра ни к чему,- поморщился Валентин, торопливо выпив свою порцию.- Мне бы повторить… Повторение - мать учения.

Я принес второй. Валик приободрился. Даже важность какая-то в нем проявилась.

Опорожнена посуда - Началось земное чудо!

- Вот так и живу! - с вызовом изрек он.- И не хуже других!

- Хуже! - возразил я.- Глаза бы мои не глядели…

- Ты что?! Поставил мне два граненых с этой слабятиной мутной - так думаешь, и поучать меня заимел право?! - окрысился он. Его всего аж перекосило; нервы, видать, поистрепались.

- Я к тебе по-хорошему, Валик. В порядке миллионерской взаимопомощи. Я тебе добра хочу.

- Хочешь добра - выдели еще стаканчик!

Делать нечего, я взял ему третий. Этот он осушил уже не залпом, а глоток за глотком. И сразу скис, заныл, начал катить телегу на товарищей по бывшей работе: они его недооценили, в душу ему нахаркали. Затем стал капать на жену: она его прогнала. Вот у тебя, Пауль, имеется задрыга - извиняюсь, подруга жизни,- а у меня нет.

Ты с изящною женою Дремлешь, баловень толпы,А со мною, а со мною Делят ложе лишь клопы.

Он долго жаловался, что у него теперь твердой работы нет. Он по негласной договоренности сторожит один склад, он, в сущности, на подачки живет. Обманула его жизнь…

Я тоже посетовал ему на трудности своей творчески-поэтической жизни, на недооценку меня критиками.

Не забудь, что ты не Пушкин, И не лезь тягаться с ним,Кирпичом по черепушке Мы тебя благословим!

- Пора мне в свой особняк идти, в пристанище миллионера,- заявил Валентин.- Приглашаю тебя. Увидишь, до чего меня люди-людишки довели. И хобби свое покажу. Причуду миллионера увидишь.

Мы вышли на улицу. Первым делом Валик потянул меня к той же "Восьмерке".

- Это и есть твое хобби? - подкусил я.

- Не топчи меня! Питье - это моя основная профессия. Хобби у меня другое.

Я взял пол-литра "Старки", купил полкило докторской и триста граммов сыра. Потом мы зашли в булочную и отоварились хлебом.

Заявляйтесь в мой дом. поскорее, И с собой приносите дары; Гастрономия и бакалея - Две любимые мною сестры!

Затем Валентин повел меня в какую-то узкую улочку.

- Вот и приехали! - объявил он.- Пожалте в мои апартаменты!

Перед нами высился старинный трехэтажный особняк. Подвальные окошечки его были забраны фигурной чугунной решеткой, а рамы на всех этажах - выломаны; проемы окон чернели пустотой.

- Не пужайся, дом на капремонт пошел, но склад пока что еще существует; подвал тресту нежилого фонда подчинен,- пояснил Валик.

Мы вошли в безлюдный, заваленный всяким хламом двор и остановились перед обитой железом дверью, на которой висел огромный амбарный замок. Валентин с ответственным видом полез в карман, вынул ключ и отворил дверь.

- Осторожно, тут четыре ступеньки! - предупредил он. Затем снял с невидимого гвоздя лампу "летучая мышь", зажег ее и повел меня за собой.

Подвал был сухой; в нем пахло не сыростью, а пороховыми газами, как в тире, и это меня удивило. Мы шли, петляя между штабелями жестяных и деревянных ящиков, между пригорками из пустых мешков. В одном месте были свалены в кучу старые магазинные весы; в другом - какие-то эмалированные емкости и алюминиевые жбаны. Наконец мы подошли к фанерной двери.

- Входи, Пауль, в хазу нищего миллионера! - пригласил Валентин.

Я очутился в комнатке со сводчатым потолком и выщербленным цементным полом. Справа чернел дверной проем, ведущий неведомо куда; слева маячило узенькое зарешеченное оконце, из него мутно просматривался облупившийся брандмауэр соседнего дома. В каморке стояла колченогая железная кровать, застеленная мешковиной, перед ней стол, сконструированный из ящиков; столешницей служила покоробившаяся чертежная доска. Имелся и стул со сломанной спинкой; наверно, кто-то из переезжавших жильцов дома бросил его за ненадобностью.