Лачуга должника - Страница 95

- Вот он музыканил,- ответил Чекрыгин, указав на чЕЛОВЕКА.- Он - самоходный механизм, он автомат. Он на вид кажется опасным, но не опасный.

- И до чего только не додумались в свое время эти южанцы! - с уважением произнес ялмезианин. Затем, покинув сетчатое убежище, подошел к "Коле" и стал разглядывать его. Мы интересовали его куда меньше.

- Выглядит как новенький, а ведь сделан-то он, конечно, еще до появления метаморфантов,- продолжал иномирянин.- Он, наверное, от вас воттактаков отпугивал, иначе бы вы сюда со своего Юга без колесной клетки не добрались бы… Давно к нам спасшиеся перестали являться… А прежде - нет-нет и придут. Мы их не гнали. И вас не прогоним. Пища - есть, пещера - найдется… И долго вы сюда с Юга добирались?

- Происходит некоторое недоразумение. Мы - иномиряне, мы - оттуда, с далекой планеты,- мягко произнес я, указав рукой на небо.- Сейчас я тебе объясню.

- И так все ясно,- опечаленно молвил наш новый знакомый, обращаясь не ко мне, а к Чекрыгину.- Твой товарищ того… Я понимаю - нервы, дальняя дорога с Юга, опасность погибнуть от воттактаков…- С этими словами он легонько постучал себя согнутым пальцем по лбу, показывая этим общекосмическим жестом, что считает меня больным психически.

- Ты, браток, верь нам! Мы - не жулики, мы честные существа!- вмешался Белобрысов. Ри ропалдо лог тум рамо Талгир межл одор Земля,Тар мор дарн улогшиламо Норо ту атумп урд ля.

Эта стихотворная галиматья, видимо, окончательно убедила иномирянина в том, что никакие мы не пришельцы с неба.

- Ну, подкусил! - с хохотом обратился он к Павлу.- Да ты, видать, рыбина о сорока плавниках, из любой сети выскочишь!.. Как звать-то?

- Павел,- ответил Белобрысов.

Мы тоже назвали свои имена. Ялмезианин без труда повторил их, заметив вскользь, что звучат они довольно нелепо,- но чего же от этих южанцев требовать. Потом сообщил, что его зовут Барстроур.

- Это слишком сложно, язык сломаешь. Мы тебя Барсиком будем звать,решительно заявил Белобрысов.

- Барсик так Барсик,- согласился покладистый ялмезианин.- Вкус рыбы зависит не от ее имени, а от самой рыбы.

- А куда ты, Барсик, путь держишь? - спросил Чекрыгин.

- Ясное дело, к себе домой. На Гусиный остров.

- Не возражаешь, если мы присоединимся?

- Ясное дело, не возражаю. Не на Юг же обратно вам, бедолагам, топать… А воттактак встретится,- мы все в мою клетку спрячемся, и да поможет нам бог Глубин!

Наконец-то нам стало ясно, для чего предназначался этот странный фургон. При приближении таинственных воттактаков ялмезианин мог укрыться в нем, спасая свою жизнь. Дальше мы шагали вчетвером.

30. СПРАВКА О МЕТАМОРФАНТАХ

Что такое метаморфанты, мы частично узнали от нашего спутника - Барсика, но основные сведения о них почерпнули во время пребывания на Гусином острове. Так как в мою задачу не входит подогревать интерес Уважаемого Читателя сложными сюжетными ходами и загадочными умолчаниями, я считаю нужным именно сейчас дать справку о чудищах, погубивших ялмезианскую цивилизацию.

В "Наставлении космопроходцам" указано, что инопланетные цивилизации зарождаются, развиваются (а порою - и гибнут) по своим законам, и потому нелепо прикладывать к ним земные эталоны. Далее в "Наставлении" особо подчеркивается, что возможное телесное сходство иномирян с землянами ни в коем случае не обусловливает подобия психического, психологического, морального и социального. Последнее вполне приложимо и к ялмезианам. Их соматическая структура адекватна нашей, однако их душевный строй, их психика развивались в совершенно иных условиях. В противоположность многоматериковой Земле, Ялмез - планета одного континента. Мягкий климат побережья, его плодородная почва и наличие полезных ископаемых, множество мысов, полуостровов и заливов, широкий шельф, обилие съедобных моллюсков на прибрежных отмелях, неисчерпаемые запасы рыбы в океане - все это способствовало возникновению своеобразной единой приморской цивилизации. Райской ее не назовешь, ибо здесь имелись богатые и бедные, но эта моноцивилизация была однорасовой и единоязычной (правда, имелись местные диалекты) и не знала племенных и религиозных раздоров, не знала войн.

Общественная структура Ялмеза нам ясна не вполне. Известно, что когда-то там существовала потомственная аристократия, но такого значения, как в древности на Земле, она не имела. Теология ялмезиан не отличалась сложностью: они поклонялись богу Глубин и верили, что после смерти души их вселяются в глубоководных рыб. Жрецы и жрицы бога Глубин имели статус неприкосновенности и принимали активное участие в жизни иномирян, однако наибольшим влиянием пользовались промышленники и купцы, а наибольшим почетом - врачи. Жизнь там весьма ценилась - и даже настолько, что робость, проявленная ради самосохранения, осуждению не подлежала. Впрочем, этические и правовые постулаты ялмезиан известны нам не в полном их объеме. Мы знаем только, что одним из серьезнейших преступлений считалось там вынесение неверного медицинского диагноза, послужившего причиной кончины пациента. Виновных в этом порой приговаривали к страшной казни, которая в просторечии именовалась "адурглацро адурглац борч", что в переводе на русский означает "водой и водой помирай" или "казнь двойной водой". Экзекуцию приурочивали к тому периоду ялмезианской осени, когда теплый, мелкий, но непрерывный дождь льет в течение двадцати суток. Осужденного вводили в просторный, не имеющий крыши бассейн, стены которого были выложены розовым кафелем,- и приковывали за ногу к кольцу, вмонтированному в дно бассейна. Вода поднималась очень медленно, за сутки она едва достигала колен преступника. Но бедняга знал, что рано или поздно она достигнет его рта. Ужас казнимого усугублялся тем, что над бассейном возвышалось нечто вроде кафедры, и там под зонтиком стоял дежурный поэт и непрерывно читал обреченному свои лучшие стихи и поэмы. Такой обычай повелся на Ялмезе издревле: узнав о чьей-то предстоящей казни, поэты метали жребий, кому из них напутствовать Уходящего в Глубины. Напутствовали они из самых гуманных побуждений, желая скрасить ему последние часы жизни. Впрочем, злые языки утверждали, будто поэтов привлекало и то, что такой слушатель никуда от них не убежит. К чести ялмезианской юстиции, могу уточнить, что водно-словесная экзекуция очень редко доводилась до летального конца; в девяноста девяти случаях из ста в тот момент, когда наказуемый, казалось, вот-вот захлебнется, служитель нажимал на рычаг, в дне бассейна открывался люк - и вода быстро уходила. Помилованного расковывали и отпускали на свободу. Увы, некоторые из амнистированных за время этой водной процедуры проникались такой злобой к напутствующему поэту, что вскоре опять привлекались к суду - на этот раз за нанесение увечий.